Вот умирающий поручик…
Агония… Застывшие зрачки – и вдруг судорога! Мертвец оживает, встает! Безумный, страшный нечеловеческий взгляд вперяется в него. Просто чертовщина. Мистика! От такого сразу и не отойдешь. Жуть-то какая!
– Барин, кажись, приехали!
Капитан очнулся от возгласов Игната и посмотрел направо… Точно, приехали. Вот знакомая улица, знакомый особняк, привычные глазу люди. Боташевы были рады его видеть. Голевский был тронут теплым приемом, чуть слезы не выступили на глазах. Растворившись в море любви и внимания, на какое-то время отвлекся от тяжелых мыслей по поводу всякой чертовщины.
Даша при виде капитана сильно смутилась, потупила свой прелестный взор и покраснела. Девичьи щеки расцвели пунцовой розой. Она заметно волновалась. Сквозь декольте красивого жемчужного платья было видно, как бурно вздымается ее грудь.
Княжна старательно отводила глаза, стараясь не встречаться с пристальным и призывным взглядом Голевского. Казалось, этот взгляд прожигает ее насквозь, как самый жаркий и пронизывающий луч солнца. Этот взгляд взывал, настаивал, просил, умолял о снисхождении: «Ну же, сударыня, посмотри на меня! Умоляю! Хоть одним глазком…»
Наконец княжна, не выдержав страстного немого натиска Александра Дмитриевича, подняла свои глаза – и взоры влюбленных пересеклись…
Даша замерла в немом ожидании… Голевский широко улыбнулся и ласково на нее взглянул, лицо ее оживилось, глаза счастливо заблестели.
Виват любви! Она помилована!
Князь заметил эти переглядывания и внутренне улыбнулся. Кажется, он понимал природу этих немых, но выразительных взглядов. Старик по-отечески похлопал капитана по плечу.
– Благодарю тебя за то, что решился на сию поездку. Я уже старик, часто болею… А ты молод, Александр, молод, ты выдержишь сие путешествие. Поезжай, друг мой любезный, поклонись от нас всех могилке Мишеньки, царство ему небесное, помяни товарища, поставь свечку в местной церкви, дай денег церковнослужителям, дабы ухаживали за могилой и стерегли. А также если сможешь, привези его личные вещи, какие там остались, сделай милость… Жаль, что перстень наш фамильный украли эти подлецы…
Княгиня одобрительно закивала, соглашаясь со словами мужа.
– Так выполнишь просьбу старика, а, Саша?
– Непременно, Николай Николаевич.
– Узнай также о сыне Мишеньки, как там его здоровье. Я заберу его из Сибири, воспитаю. Выхлопочу лично у его императорского величества разрешение. Хочу отдать впоследствии в юнкерское училище.
– Хорошо, князь.
– Там, говорят, ужасно дикие морозы.
– Да, это так.
– Прохор, принеси мой подарок.
(Княгиня снова согласно закивала и улыбнулась).
– Слушаюсь, барин.
Слуга, рябой верзила с длинными ручищами, кивнул, быстро исчез и также быстро появился с роскошной медвежьей шубой на руках.
– Дорогой Александр, это шуба – мой тебе подарок.
– Что вы, Николай Николаевич! Не надо, право, таких дорогих подарков!
– Уважь старика, Саша. Ты нам как сын. Прохор, принеси мою шкатулку.
Слуга снова исчез и вернулся со шкатулкой. Князь открыл ее и достал пачку ассигнаций.
– Вот эти пятьсот рублей для Ивана… А эти две тысячи рублей тебе, Саша. На дорогу.
– Что вы, что вы, светлейший князь! Не надо мне этих денег.
– Не прекословь старику, а то я обижусь! Ты же едешь и по нашей надобности.
– Но все же…
– Не возражай, Саша.
Поговорив и отужинав, Голевский засобирался домой. Княгиня подала знак своей служанке. Та понимающе кивнула. Появилась она с иконой Божьей Матери. Передала в руки барыни. Голевский преклонился на одно колено, поцеловал икону. Княгиня поцеловала его в лоб и осенила крестным знаменем. На ее глазах застыли слезы. Князь, снова всплакнув, обнял, расцеловал Голевского, махнул ему рукой: дескать, до скорого свидания, дорогой мой друг!
Князь кивнул Даше.
– Доченька моя, Дашенька, проводи Александра Дмитриевича до дверей. Сделай одолжение.
– Avec plaisir, папенька!
Княжна проводила гостя до передней. Там влюбленные стали прощаться. Смущенные и тихие, они преданно смотрели друг на друга и молчали. Нужные слова почему-то не находились в этот момент, пауза затягивалась…
Наконец Голевский не выдержал.
– Даша, – сказал он и взял княжну за руку. Рука ее была так нежна и горяча.
Княжна тоже заговорила:
– Дорогой мой, милый мой Александр Дмитриевич, я хочу признаться вам вновь и вновь, что… люблю вас. Да, да, люблю искренно и страстно. А вы?.. Что вы молчите, Александр Дмитриевич?..
Она пристально взглянула в его глаза. Изящное гибкое тело подалось ему навстречу. Дыхание ее замерло. Видя ее великое нетерпение, Голевский невольно улыбнулся.
– Конечно, Даша, я люблю вас! Какие могут быть сомнения!
– Ах… – вздох облегчения вырвался из ее груди.
Капитан бережными, нежными движениями привлек княжну к себе. Губы их нетерпеливо сблизились и слились в упоительном и продолжительном поцелуе…
Они минут пять самозабвенно целовались, не размыкая страстных объятий. И все никак не могли насладиться друг другом. Так бывает, когда в жаркий солнечный день постоянно хочется холодной воды: пьешь, пьешь ее и все не можешь вдоволь напиться. Вот и наши герои не могли насытиться любовью. Но пришло время расставаться. Голевский заглянул в печальные и преданные глаза девушки…
– Au revoir, милая княжна. Надеюсь, мы еще свидимся. За это я буду молиться нашему Господу Богу. Ежедневно, еженощно.
– Помилуйте, Александр Дмитриевич, право, что за речи! Конечно же, мы увидимся. Непременно увидимся. Иначе и быть не должно. Я полагаю, судьба нас свела не для того, чтобы мы расставались. Я тоже буду молиться нашему всемилостивому Господу за наше счастье, за вас. Я люблю вас, Александр Дмитриевич!