Убить отступника - Страница 33

– Барин, вы живы! Радость-то какая, радость несусветная! Слава Царице небесной! Александр Дмитриевич цел и невредим вернулся!

– Все нормально, Игнат, не переживай. Жив я, здоров.

– Ну-с, дорогой Александр, не желаешь ли ко мне домой откушать, отдохнуть, привести себя в порядок, а завтра, если пожелаешь, тронешься в путь, – предложил Полозов.

– Нет, благодарю, любезный Андрэ, я тотчас же отправлюсь в дорогу. Хочу бежать отсюда из этого несчастливого для меня города, хочу поскорей забыть этот весь кошмар.

– Я понимаю…

– Заеду в какую-нибудь глухую деревню, где меня никто точно не знает, схожу в баню с кваском, отдохну и забуду все, что было со мной. Дозволь, я все же поеду.

– Ну что же, поступай, как знаешь, Александр. Прощай. Не держи обиды на меня. При случае заезжай на обратном пути, буду рад.

– Непременно, Андрэ. А скажи, что говорят в городе об убийстве польской княжны? Что за слухи ходят?

– Мы разместили в нашем «Вестнике» такое объяснение по поводу смерти заезжей полячки. Дескать, княжну такую-то убили и ограбили ее собственные слуги. Они нынче в бегах, их разыскивает полиция, приметы такие-то. Вот и все.

– Что же, благодарю за помощь… И прощай…

– Прощай… Ах да, постой, чуть не забыл. Вот письмо на твое имя из Москвы. От Дарьи Боташевой. Если мне не изменяет память, твою невесту звали Вера Боташева, а здесь Дарья. Неужто сестра ее?

– Да, это ее сестра. Младшая.

– Как знаешь, тебе виднее. Желаю тебе удачи, братец.

Родственники сдержанно обнялись. Голевский сел в экипаж, а Полозов уехал вместе с полицмейстером на его коляске. Ямщик хотел было натянуть вожжи и стронуть коней с места, как вдруг какой-то чумазый мальчишка подскочил к капитану и сунул ему в руку записку.

– Сие вам, барин!

– Мне?

– Вам, вам, господин офицер!

– Постой, ямщик, не трогайся с места. Эй, малец, на копеечку за услугу.

– Премного благодарен, барин! – и мальчуган стремглав умчался.

Голевский развернул записку и увидел знакомое крылатое выражение в углу бумажки. Dum spiro, spero! Это зашифрованное известие от Фокина:

Будь <здрав, <друг <мой!

<Слыхал-то, дьякон <наш теперь <службу оставил

<и тоже рожь жнет. Вбил <в <голову, <что <его удел

– <крестьянство. <В ущелье <мужики <с Емельяновки

<корову <задранную <нашли. Словом, <дерут <и едят

<нашу <скотину <лесное <зверье. Уют зато вам <и мир

<вашему <дому.

<С <приветом, <Федор.

Александр Дмитриевич достал тетрадь и карандаш.

«Значит, так, подчеркиваем первые две буквы слов, не отмеченных значком… Угу. Любопытно… Теперь соединим слова… Что получается?..»

БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ В БУДУЩЕМ. СЛЕДУЮ ЗА ВАМИ.

Прочитав записку, капитан тотчас же разорвал ее на мелкие кусочки и пустил по ветру. После этого вскрыл письмо от Даши – и сразу первые строки приятно порадовали. Княжна страшно обеспокоена долгим отсутствием от него известий, не случилось ли что-нибудь с ним? Пишет еще, что любит по-прежнему, даже сильнее. Умоляет написать ей хоть пару строчек. Радостно на душе оттого, что кто-то тебя любит и ждет… И к тому же искренне беспокоится. Капитан несколько раз поцеловал конверт с милым ему почерком и спрятал на груди.

Глава 7

Днем Вера приехала проведать родителей.

Она была очень раздражена и зла. И было отчего. Она уже на дух не выносит своего благоверного. Как же он ее нервирует. Как опротивела его самодовольная и глупая физиономия. Вчера граф опять всю ночь играл в карты у барона фон Колцига и пил… А может, и развлекался с куртизанками. Обидно пропадать под бременем семейного брака, в расцвете лет чувствовать себя старухой. Ведь ей всего двадцать пять! Тяжко жить с нелюбимым человеком. Тяжко страдать неразделенной любовью. Тяжко! До боли обидно, но свою несчастливую долю она сама избрала. Господи, за что ей все это!

Неожиданно ей навстречу попался слуга Федор со свежей почтой.

– А что, любезный, письма есть? – спросила у него Вера.

Из вороха газет, журналов и визиток слуга выудил пару конвертов.

– Как нет, барыня, конечно есть. Вот, пожалуйте, получите… Вот письмо и вот…

Вера повертела в руках конверты. Одно письмо для князя: приглашение на обед от сенатора Лопухина. Другое… Графиня принялась читать имя отправителя… Боже, это от Александра Дмитриевича! Вера обрадовалась, но, увидев имя адресата, огорченно закусила губу. Это же ее сестре! Похоже, их роман развивается! Ревность снова вспыхнула в ней ярким пламенем.

– Ступай, Федор, я более не держу. Сии письма для меня, – сказала графиня, и слуга исчез…

Вера в смятении вертела в руках письмо. Душу одолевали сомнения, она колебалась. Ей не хотелось отдавать письмо сестре: ведь она ее соперница! Ревность разрывала Веру на тысячу частей, а мысль о том, что Голевский, возможно, еще ее не разлюбил, не давала ей покоя. По крайней мере, Вере хотелось в это верить. И надеяться. Тогда что ей делать? Спрятать письмо? Или лучше сжечь?.. Сжечь – и дело с концом! Нет его и никогда не было. И никто не узнает. И все же это решение не годится. Сжечь – это нехорошо, низко. Отдать Даше? Пусть сестре больше повезет в этой жизни, чем ей. Нехорошо отбивать кавалера у родной сестры… Она-то в чем виновата? Вот же насмешка судьбы: сестра влюбляется в того же человека, что и она… И все же нельзя любовь делить, надо бороться за нее. Верно? Если верить великому философу Ларошфуко, то ревность до некоторой степени разумна и справедлива, ибо она хочет сохранить нам наше достояние или то, что мы считаем таковым.

«И я желаю сохранить, а точнее, вернуть мое достояние – Александра. А в сражении за внимание кавалера все средства хороши. Пускай даже на пути к счастью стоит моя собственная сестра!»