Убить отступника - Страница 55

– Что за чушь ты несешь, Голевский! Кого я хотел отравить?!

– Я тебе покажу чушь! Ах ты, прикинулся невинной овечкой! Волк ты в шкуре овечки, вот ты кто! Мерзавец! – капитан подскочил к Журавлеву, схватил за грудки, рывком поднял его на ноги и снова принялся трясти.

Полковник взмолился о пощаде.

– Да ты меня убьешь, Голевский! Прекрати! Стой же! Объясни, в конце концов, в чем же дело?!

Голевский еще пару раз крепко тряхнул жертву и только затем все рассказал. Как только Журавлев узнал, что Игната укусил паук, то сразу же бросился к банке. Естественно, она была пуста. Натуралист растерянно произнес:

– Верь, Голевский, я не причастен к этому злодеянию. Какой-то мерзавец украл у меня паука. Я точно не убивал слугу, тем более не покушался на твою особу. Клянусь Богом! К чему мне сие? Для чего? Объясни!

– Так я тебе поверил! А, чай, не ты убил Боташева?

– Да ты в своем уме, Голевский! Совсем, что ли, ополоумел?! Такие обвинения выдвигаешь! Знаешь, за эти слова я потребую тебя к ответу.

– Разберемся!

Голевский в сердцах хлопнул дверью и ушел.

– Сумасшедший, – только и вымолил Журавлев, поставил табуретку на место, сел на нее и в задумчивости потер красную щеку.

В это время Голевский стремительно шел по улице в распахнутом тулупе, не обращая ни малейшего внимания на лютый мороз, и напряженно размышлял.

* * *

И вот прошло три дня после описываемых событий.

Голевский так и не рискнул арестовывать Журавлева. Доказательства вины его были ничтожны. Фокин пока тоже не объявлялся. Капитан решил скрасить одиночество в компании Мухина, зашел к тому, а мичман, оказалось, в очередной раз пьянствовал. Причем пил водку прямо из штофа, закусывал квашеной капустой из глубокой деревянной миски и мастерил свой корабль.

Увидев Голевского, мичман заорал:

– А, месье Голевский! Александр Дмитриевич! Заходи, милости просим! Пропустишь чарку со мной?

– Что-то расхотелось, Федор. Коли был бы ты трезв, то непременно бы выпил с тобой. А так, изволь.

– Хозяин – барин. Наше дело предложить – ваше дело отказаться. Что же, больше мне достанется.

– По-моему, тебе уже хватит, Федор.

– Не проси меня, Александр, не отстану я от хмельного, ну никак не отстану. Люблю сие дело!

– Не разлюбишь сие дело, в могилу сгинешь.

– Мы все рано или поздно сгинем. К великому сожалению, человек смертен. А может, и к счастию.

– Я бы хотел побывать на том свете лет так эдак через пятьдесят.

– Пятьдесят? Ну, ты, мой друг, загнул. Коли останешься в Белояре, ты и месяца не протянешь.

Голевский насторожился.

– Сие из чего следует, позволь узнать?

Мичман хмельно улыбнулся.

– А, забудь, Голевский, о моих словах. Это я вздор несу. Ты лучше взгляни сюда! Какой великолепный фрегат, а!.. «Мичман Мухин» называется. Вот увидишь, уплыву я на нем назло всем в город Солнца! А давай, назовем его в честь тебя «Капитан Голевский»?! Ха-ха! Поплывешь, Александр, на этом фрегате? Я вместе с Лазаревым плавал вокруг света. С Завалишиным Дмитрием Ирихоновичем. Смешное отчество – Ирихонович. Я – герой. Слушай, Голевский, поплывешь в город Солнца? Вот на этом фрегате.

– Да у тебя, голубчик, горячка! Охолонись! – прикрикнул на товарища капитан.

Окрик на мичмана не подействовал, он глотнул горячительного, закашлялся, взгляд его сделался бессмысленным. Он посмотрел сквозь капитана, будто того не существовало. Мичман начал бредить.

– Здравствуйте, господа мерзавцы. Честь имею, герой войны Мухин. Не ожидали? Ха-ха. Ясно, вы не ожидали, а я вот и приплыл в ваш город Солнца. Ха, город Солнца, неоригинально, господа, неоригинально. А ну-ка, покажите мне, кто из вас убил моего задушевного друга Михаила! Вот этот. Эй, ты, подлец, иди сюда!.. Ты – убийца! Я тебя сейчас покалечу. А ну, иди!

Мичман вонзил безумный взгляд в капитана и стал угрожающе надвигаться на него. Вид точно как у сумасшедшего. Еще немного, и он подлетит и вцепится в горло Голевскому. Капитан серьезно воспринял угрозу, исходящую от пьяного мичмана, и на всякий случай отступил на шаг.

– Успокойся, голубчик! Слышишь, охолонись!

– Убью, мерзавец!

Лицо Мухина исказила гримаса ненависти. Мичман кинулся с кулаками на капитана. Но Голевский толкнул дебошира в грудь. Тот потерял равновесие и полетел в угол печи. Загремели горшки, полетели, один из них разбился вдребезги. Тут же примчалась старуха и громко запричитала:

– Ой, батюшки мои, что же это деется? Опять моряк буйным сделался! Господи, опять лихорадка! Утихомирьте его, барин, а то опять все разнесет и побьет!

– Попробуем, голубушка.

Мухин не торопился вставать. Сначала он заплакал горючими слезами, а потом, взяв паузу, засмеялся нехорошим смехом.

– А, окружили меня. Думаете, коли вас тут великое множество, то можете сладить со мной? Право, ошибаетесь, господа! Вы меня еще плохо знаете, меня, героя войны, гвардейца, храбреца Федора Мухина. Меня сам Вильгельм, король награждал… Черным крестом. Ясно?! Ничего вам не ясно. А ну вас… Я вас, подлецов, давил и давить буду. Усекли?!..

Мичман медленно встал. На его губах играла безумная улыбка. Голевский спокойно наблюдал за ним, но был в полной боевой готовности. От перепившего и свихнувшегося на этой почве товарища можно было ожидать всякого. Ведь этот безумец в пьяном угаре не соображает, что творит.

Предчувствия не обманули капитана. Мухин вдруг схватился за топор и заорал на всю горницу:

– Зарублю подлецов! Всех до одного зарублю!

– Ой, батюшки, – вплеснула руками старуха и метнулась в сени. – Он нас нынче всех поубивает!

Голевский отступил на шаг назад, чуть согнул ноги в коленях и выставил руки вперед. Он готовился провести против бузотера один хитрый и ловкий прием, который до сих пор не раз выручал его в рукопашной драке, в том числе и на войне.